Четыре часа утра. Четвертый час... Во тьме ночной Летит в пространство шар земной. Несет он земли и моря Туда, где вс...

пятница, 02 апреля 2010

06:06

Вийка

Грех и ересь

Четыре часа утра.

Четвертый час... Во тьме ночной
Летит в пространство шар земной.
Несет он земли и моря
Туда, где встретит их заря.
Г. У. Лонгфелло

читать дальшеСмазывается. Неужели никто не видит, как время смазывается? Как сменяются кадры с каждым взмахом ресниц?
У меня есть любимая фотография, где сфотографирована смерть, как если бы фотограф сфотографировал некрасивую девушку, подчеркивая ее прелести наравне с недостатками, называя это ее шармом. Если отвлечься от происходящего на фотографии, то можно захлебнуться от ощущения всепоглощающей красоты. Пусть, пусть и с тлетворным душком. Моя любимая фотография, я уверена, содержит гораздо больше души и красоты, нежели мои короткие сообщения с ответами на бесконечные вопросы.
Мне приходит сообщение на старый затертый телефон, аппарат дергается от вибро-звонка в моих руках, как будто скользкая речная рыба: уродливая, с нелепо открывающимся немым ртом и нелепыми трепыханиями на выдохе. Справляюсь, на холоде пальцы ничего не чувствуют, вместе с ними и я слабо соображаю что должна чувствовать, просто всматриваюсь в буквы на экране:
“Рыбью принцессу нашел,
Буду метать гнилую икру.
На дне реки я долго лежал,
Все меня спрашивали, кого же я жду.”
Ничего не происходит на моем лице, внутри взрыв. Сердце становится как действующий вулкан, кажется, даже в кончиках пальцев лава. Внутреннее извержение, внешне я парализованная девушка с вибрирующим телефоном в руках, на самом деле внутри я сама подобно телефону, принимающему сообщения. Казалось бы, слова доходят до адресата, как набор букв и слов, отражающий наиболее понятный смысл, но иногда смысл доходит раньше анализа, все происходит на уровне восприятий. А подобные сообщения чушь, ничего не ясно, очередной выброс чисел. На твоих глазах ежесекундно цифры превращаются в деньги, в детей, в еду, в свет , в беду и в радость. Даже я ежесекундно с каждым миганием света, становлюсь цифрами и обратно чем –то вроде тебя или кого-то еще с глупой улыбкой, в которой наверное не хватает зубов. Всегда можно найти альтернативу.
Я ждала не этого сообщения, стоя на холодной улице в четыре часа утра, это признание не стоит мне никаких нервов. Ждала, когда же стрелки на ручных часах сделают еще пару механических движений, или сколько им нужно для этого. Мне было холодно, но это была не первая бессонная ночь, реальность вместе с холодом, голодом и проблемами отъезжала в сторону. Мне казалось, я чувствую то, как она неровно дергается вокруг меня, как будто я стою на дне грязного озера ночью. Вокруг все не пыталось двигаться, но движения производилось само собой, каждый раз, когда сменялся кадр, каждый раз, когда мои глаза оказывались закрытыми на мгновение.
Из рук моих распускаются птицы, одна за одной, с каждым нервным движением секундной стрелки. Я слышу шелест крыльев , в нос ударяет птичий запах. Двадцать три птицы неясного серого цвета, так стремительно избавляются от гнета моей кожи, так ввысь и в никуда.
В никуда уходят вместе с каждой мои былые тревоги и черные мысли. Ничего чернее серого и белее его внутри не остается. Все внутри смешивается, как мороженное оставленное мной на подоконнике в блюдце, шоколадное и ванильное, тает и без чьей либо помощи, превращается в ванильную жижу. Я подхожу и ем его без столовых приборов, стекает по мне, сладкой грязью. Все что теряет свою оболочку или форму, меняет свое положение - становится грязью. Можно быть испачканным чем угодно. Смотрите-смотрите, все лицо в цветочной пыльце, в птичьих перьях руки, голова в мыслях чужих измазана, даже рот и тот в словах перепачкан.
Отряхиваюсь конечно, сжимаю телефон и пишу своему адресату :
“Мои птицы покинули меня,
Улыбайся глазастому богу,
Рукастой богине станцуй.”
Внутри меня наступает каждый день лондонское время и австралийский часовой пояс, на мне не одето ничего лишнего, с тех времен многое изменилось. Приходилось прятаться , было холоднее, некому было остановить в страхе пощечиной. Теперь и не задушишь себя, много знаешь. Когда знания становятся просто информацией, уже нет внутреннего давления, внутренний напор исчезает и необходимость самоконтроля отпадает сама собой. Когда память становится преданием, сказкой или иллюзией существования уже не отождествляешь себя с девочками на фотографиях, с мальчиками в поцелуях. Ничего не вспомнить, за сомнениями нет уже и былой вины и стыда за прошлое не укусить как вялое яблоко , которое почему то так и пролежало в школьном рюкзаке, кажется до сих пор там лежит и можно справится с отвращением и ...
Меня часто охватывает тревога по каким-то вещам, они становятся, так нестерпимо нужны, я переворачиваю свою текущую жизнь, руководствуясь картинками из головы, фантомами мучающими меня. Кажется, это бесполезно, но все силы брошены на поиски какой-то нелепой вещи. Сейчас я могу остановиться, спросить себя вопрос в настоящем и в настоящем же ответить. Не становясь куклой-чревовещателем прошлого. А раньше, раньше все было по- другому. Но не помню. Память, вместе с птицами где-то за пределами пластмассового неба, таким оно бывает густым, не по-настоящему в четыре утра. Если на моих часах еще не сошли с ума стрелки, конечно.
Но это время ты чувствуешь всем нутром, если напрячься всегда вспомнишь пару баек для друзей про то как ты в это время суток…
Так много всего делаешь, и творишь этим историю себя для других. Чтобы другим было интересно узнать о тебе, пусть это и один человек, но лучше, конечно же, десять. Ты можешь сам себе рассказывать выдуманные истории о себе, чтобы быть уверенным что существуешь, а лучше тем десяти. Чем больше людей включили тебя в свою вселенную, уверены в твоем существовании, построили твой образ и могут вспомнить о тебе хотя бы пару выдуманных фактов…тем реальнее ты. А иначе, как тебе существовать? Мы делаем, говорим, пишем чтобы закрепиться в памяти. Кто-то больше, а кто-то и не хочет существовать, и стремиться уйти в забытье. Ведь, если ты ничего не делаешь, а потом уходишь, о тебе все равно забудут, а те кто помнят, рано или поздно сами уйдут.
Сейчас, здесь. Я пытаюсь убедить себя в том, что существую. Вот, кто-то пишет мне сообщения, у кого-то кроме есть мой номер, и он может мне написать. Вспомнить. Но, мне надо существовать у себя в голове, снова обрести реальность самой себя. Но руки опускаются, не помню о себе ни одной детали, просто заглядываю в отражения, стараюсь припомнить черты лица, которые должны мне надоесть, за какие-никакие годы жизни.
На самом деле, сейчас уже больше чем четыре утра, я оседаю от тяжелой серости, что наваливается перед рассветом, мне не больно, просто слегка тяжело. Меня наверняка запомнят, те люди, что пройдут здесь после восхода солнца. Но у меня на часах, навсегда четыре часа утра.

@темы: http://200.200.200.9, wordблюй